Опубликовано с разрешения автора

Зоя Александровна Крахмальникова

Уходят, чтобы стать еще ближе, освободившись от пространства

кривозеркального,

Зоя Александровна Крахмальникова.

Ее покров непререкаемый

на престолах Миннэ и СвященноТеогамии.

 

Красавица, дева чистая, ризами преукрашена,

литургисует с м.Евфросинией на престолах Всевышнего нашего.

Подает нам духа мира и храбрости

по премирному эфиру: радуйся, радуйся!

 

Блаженный Иоанн, 22.01.2009

 

 

Из книги "В поисках обещанного рая". (Очерки по истории Русской Православной Церкви ХХ века), 1993 г.

Исцеление России связано с отречением от церковной лжи.

Из книги “Русская идея матери Марии”, 1997 г.

Христиане — ветви Креста.
Плен рождает жажду свободы.
Послушание Христу.
Апокалиптический ангел уже протрубил.

Из статьи "Возможен ли побег из апокалиптического рабства?" М., 2000 г.

Вступление к книге: Блаженный Иоанн Береславский "Серафим, патриарх Соловецкий". М., 2004 г.

"Горькие плоды сладкого плена"

"Красота креста". М., 2000 г.

Памяти Зои Александровны Крахмальниковой

Фотографии Зои Крахмальниковой в нашей Церкви

Из книги "В поисках обещанного рая".

З.А. Крахмальникова, кандидат филологических наук, в 1981 г. за исповедание веры и распространение религиозного Самиздата (сборник "Надежда") была арестована КГБ и по статье 70-й, "подрыв советской власти", приговорена к 6-ти годам лишения свободы. В 1998 г. удостоена международной премии им. Сахарова.

«Сатана просил сеять вас, как пшеницу. Но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя...» (Лук.22:31-32). Так говорит Христос Апостолу Петру, тому Апостолу, который станет камнем Церкви после пережитого им страха у синедриона. После трехкратною отречения от Христа. И искупления своей вины в крестной смерти.

«Я молился, чтобы не оскудела вера твоя...»

«Как пшеница в решете у просеивающего бьется и, взбрасываемая непрестанно в нем переворачивается, — размышляет над зтими словами Спасителя преподобный Макарий Великий, — так князь лукавства земными делами занимает всех людей, колеблет, приводит в смятение и тревогу... волнует всякую душу, не рожденную от Бога... и подобно пшенице, непрестанно вращающейся в решете, разнообразно волнует человеческие помыслы... Видимый мир, от царей и до нищих, весь в смятении, в нестроении, в борьбе, и никто из них не знает тому причины — этого явного зла, превзошедшего вследствие Адамова преступления — этого жала смерти: потому что прившедший грех, как разумная некая сила и сущность сатаны, посеял всякое зло: он тайно действует на внутреннего человека и на ум и борется с ним помыслами; люди же не знают, что делают сие, побуждаемые чуждою некоею силою, напротив того, думают, что это естественно и что мир Христов и озарение Христово знают, откуда воздвигается все это» («Добротолюбие», т.1., Джорданвилль, 1986, с.164-165).

Несомненно, что все святые, все мученики и исповедники знали это «озарение Христово», иначе они не смогли бы претерпеть мук, тягот и лишений. Знали это и те святые, которые отторгли сергианство и пошли на крестные муки. Знали, что губительная для Церкви и России измена Евангельскому откровению приведет к неисчислимым бедам. Так оно и произошло.

Россия разорена и обломки атеистической империи погружены в хаос... Расколам, раздорам, разделениям церковной и мирской жизни нет конца.

"Исцеление России связано
с отречением от церковной лжи"

Скрывая от народа подвиг мучеников... лишали нас долгие годы свидетельства о Христе и возможности нравственного и духовного противостояния тотальной лжи и насилию. Если уж князья Церкви одобряют советское правительство и «ленинские нормы», то что может позволить себе простой смертный? Раз нет Бога, значит все позволено: нет ни чести, ни совести. Но все это ни в коей мере не может быть судимо нами. Не только потому, что суд нам не принадлежит. А осуждение есть процедура, доступная лишь тому, кто  п р и с у ж д а е т  к наказанию.

В тюрьмах, лагерях, и ссылках 20-50 годов томились тысячи и тысячи священнослужителей и мирян. Были среди них и те, кто не выдержал мук. Никто из нас не вправе судить их. Каждый из тех, однако, кто избирал путь уступок и компромисса, мог предпочесть его только для себя лично, не никак не ради спасения Церкви и других.

Вера — таинственный дар благодатного бытия. Мы не знаем доподлинно, по какой причине Бог дарует одним это бытие, а других лишает eго.

«Глядя на Крест Господень и Распятого на Нем, я думал ныне: вот истинный Царь всех мучеников. Царь всех страдальцев, всех терпеливцев! Как сладко ради такого Царя нести какие угодно мучения, страдания, и подвиги! Как сладка страдальцам земли иметь и Царя-Страдальца. Поистине, Господь должен был пострадать, чтобы быть достаточным Утешителем страдающих!» (А.И. «В объятиях Отчих». Дневник инока. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1905, с.272)

Так писал за 36 лет до своей мученической кончины митрополит Петроградский Иосиф (Петровых). Ему же принадлежат уже цитированные мной слова о сергианстве: «Можно ли спорить о том, что хуже и вреднее всякой ереси, когда вонзают нож в самое сердце Церкви — ее свободу и достоинство?»

Почему он остался верным последователем своего Царя, а другие не смогли? Митрополит-мученик  л ю б и л  Его. «Любишь ли ты Меня?» — трижды спросил воскресший Христос у апостола Петра. И, получив трижды утвердительный ответ, сказал: «Паси овец Моих» (Иоан.21:17). Пастырем может быть лишь тот, кто любит Христа, — так, как любили его новомученнки и исповедники Российские.

Тот, кто страдал за веру, кто пережил тюремные скитания и изгнания, кто видел лицом к лицу слуг сатаны, их ненависть и глумление над верой и Церковью, их жажду власти над человеческими душами, тот не станет сомневаться в том, что вступать в сделку с чекистами и коммунистами «ради спасения Церкви» для христианина —  н е в о з м о ж н о.   Решившийся на это разрывает с Христианством, кем бы при этом он не именовался: патриархом ли, епископом, монахом или священником. Разрывают с Христианством и те, кто оправдывают эту измену любыми причинами, будь они апологеты сергианства или всего лишь тайные сторонники его.

Суд принадлежит Богу, а нашим долгом является сострадание. Оно и побуждает нас не только высказывать свою боль, но и напоминать о сострадании, которому Церковь учила тех, кто не нашел в себе силы остаться верным Христу во время гонений и тех, кто оправдывал малодушие перед гонителями. Врачуя их, Церковь отторгала их от себя, для того чтобы ризы ее не осквернялись изменой. И ждала покаяния. Не словесного, не внешнего и формального, ждала  и з м е н е н и я,  а значит смиренного оставления своих кафедр, приходов и патриарших почестей. Ради спасения их душ и душ тех, кого они дерзали и дерзают учить спасению...

Это два разноприродных бытия. Невидимый Свет всетворящей Христовой любви не только проникает во все сотворенное, но и управляет всем. Сатане не дано жить Духом Истины и свободой. Она для него мучительна, он «отец лжи», по словам Христа, и, значит, отец тьмы и рабства. Он хочет, чтобы и мы существовали вне Истины, кроме нее, в кромешной тьме лжи. Он хочет манипулировать историей, внушая нам мысль, что история — не форма, а смысл бытия. А значит она обладает диктаторской властью и должна приспосабливать нас к ее сиюминутным реальностям, к ее смертному потоку времени, стремящемуся к небытию.

Истинное христианство может побеждать историю, потому что оно верует и знает силу свободы в Боге, способную к преодолению смерти. Этой свободе учит Православие, которому чужды бесконфликтность, комфортность веры.

Вера обжигает, она подобна печи Вавилонской, куда гонителями веры были ввергнуты трое отроков (Дан.3:14-30).

Этот библейский образ печи, в которой Ангел Божий погасил огонь, спасая отроков, принявших огонь как дар Божественной любви, пронизывает литургическую и молитвенную жизнь Православной Церкви. Он является для православного сознания реальностью, повторяемой в личной судьбе каждого, кто ищет спасения в Боге в любом историческом времени. Печь разожжена давно, и в нее должен войти каждый, кому, по замыслу Божию, пришло время быть испытанным в верности Ему.

«Праведен Ты во всем, что сделал с нами, и все дела Твои истинны и пути Твои правы и все суды Твои истинны». Так мыслили трое отроков, которым не причинил вреда огонь печи Вавилонской... Они и поныне отвечают тем, кто размышляет, что достойнее для служителей Бога: «войти в печь» или, отринув Его, поклониться истукану (а вдруг он все же окажется сильнее Бога?).

Россия должна была испить свою чашу, пройти сквозь круги ада. Для чего же? Для того ли, чтобы народы ее, испытав муки и страдания, преподали урок человечеству, внушив ему отвращение к коммунизму и церковной измене?
Но научаемо ли человечество, если, по словам Екклезиаста, «нет ничего нового под солнцем» (1:9) и все повторяется сызнова?.." (Цит. по кн.: Зоя Крахмальникова. "В поисках обещанного рая". (Очерки по истории Русской Православной Церкви ХХ века). М., "Протестант", 1993 г., с.70-73, выдел. св-к И.)

Из книги “Русская идея матери Марии”

В XX веке в России истинное христианство обрело свой смысл и опыт; во время большевистских гонений на веру та часть Русской Православной Церкви, которая отказывается поклоняться богоборческой власти, называет себя «Истинно-Православной Церковью» (ИПЦ). ... В одной из статей матери Марии (эмигрантки, монахини в миру, за помощь гонимым евреям арестованной гестапо и погибшей в немецком концлагере — ред.) есть такое признание: «Теперь мне ясно, что христианство или огонь или его нет». (Здесь и далее цит. по кн.: Зоя Крахмальникова. “Русская идея матери Марии”, М., “Стефанус”, 1997 г., с.11)

Христиане — ветви Креста

"Это мировидение матери Марии, возможно, начало слагаться там, в туманном Петербурге, предвоенной порой. Апокалиптический ангел протрубил. И Россия умирает. Вот-вот она отчалит от земли, как огромный оснащенный корабль, отчалит в мертвую вечность... И все же корабль может и должен быть спасен, его предстоит любыми усилиями «развернуть» в другую сторону, помогая ему избежать «ледовитой мертвой вечности». Монашество как мирочувствие, как образ бытия, как служение Богу и миру лишь обостряет необходимость не допустить погружения «оснащенного корабля» на дно. Эта надежда словно бы ствол, из которого непременно должны вырасти новые ветви. Они займут место отмирающих. Христиане — ветви Креста, так мыслили ученики Христовы на заре христианства. Они жили надеждой на чудо. И чудо становилось реальностью.

«В путях нашей веры, — пишет мать Мария в статье «О монашестве», — мы должны уповать на чудо возрождения русской церкви, а с ней и русского монашества. Но в путях нашей активности мы имеем право лишь на одно — на то, чтобы действовать так, будто в мире мы остались на единственном обитаемом острове среди потопа, — и на нас лежит вся ответственность за врученные нам ценности» (“Мать Мария. Воспоминания, статьи, письма”. В 2-х тт. Париж, ИМКА-ПРЕСС, 1992, т.1, с.131). Здесь изложена программа жизни матери Марии. Она связана с Россией и может прояснить смысл сделанного ею  в ы б о р а,  а именно избрание монашества как н о в о г о, очищенного пути ко Христу”. (там же, с.25-26)

“Настоятельница Марфо-Мариинской обители Елизавета, сестра последней российской императрицы (расстрелянной в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге вместе с императором России Николаем II, их детьми и слугами), так же, как мать Мария, считала, что наступило время, когда мир является для монаха монастырем. И слова, написанные когда-то Н. Гоголем: «Ваш монастырь Россия», стали пророческими... И нет ничего странного в том, что Марфо-Мариинская обитель милосердия в Москве на Ордынке, созданная стараниями Великой княгини Елизаветы в предреволюционные годы, является неким прообразом Дома милосердия на ул.Лурмель в Париже. Как не удивительно и то, что новое монашество Великой княгини и матери Марии вызывает недовольство у ортодоксов. Лишь немногие понимают, что «великий слом» России связан с «угасанием» огня, который был принесен Христом на землю. И что наступает пора, когда огонь этот должен возжечься, какую бы цену ни пришлось за это уплатить.

В день посвящения (9 апреля 1910 года) сестер обители в «крестовые сестры» во главе с Великой княгиней будущая преподобномученица, собрав своих сестер, говорит им: «Я оставляю блестящий мир, где я занимала блестящее положение, но вместе со всеми вами я восхожу в более великий мир — в мир бедных и страдающих». (там же, с.38-39)

“В своей брошюре «Монастырь и христианский аскетизм» (Игумения Екатерина “Монастырь и христианский аскетизм”, Сергиев Посад, типография Св.-Тр. Сергиевой Лавры, 1908) игумения Екатерина обосновывает необходимость   н о в о г о  монашеского служения России. Прежде всего она отмечает крайнее оскудение российского монашества: «есть множество монастырей, и мужских и женских, где настоятельствуют люди малограмотные и даже вовсе безграмотные. Почему же не поступают в монастыри образованные люди? Потому что им там делать нечего».

— Игумения Екатерина решается говорить о том, о чем говорить в период синодального управления церковью было, мягко говоря, не принято. Новые формы? Но христианство не устаревает и никакие новшества ему не нужны! Так мыслили в течение столетий. И сколько усилий было потрачено, чтобы охладить «горячие головы»!.. Да и сегодня мы встретим у ретивых «охранителей святой старины» столь же резкое неприятие любых попыток заклеймить фарисейство и церковную ложь. А мир, между тем, как пишет игумения Екатерина, «идет вперед, все в нем должно двигаться и непременно видоизменяться. И если в христианском обществе дух, стремления, цели должны оставаться одни и те же, то формы, пути и способы могут и должны сообразовываться с требованиями века...

Не отстаивать нужно безжизненное монашество, а, напротив, горько о том сожалеть, что в течение столь долгого времени наши монастыри застыли в глубоком нравственном сне и из светил миру и руководителей стали учреждением, ему чуждым и даже презренным».

Игумения Екатерина объясняет исторические причины этого бедствия, задержавшего надолго нравственный и духовный прогресс российского общества и приведшего в конце концов к трагическому для России господству богоборческих сил. Предчувствуя опасность и для христианства и для мира их разрыва, мать Екатерина говорит о том, что истинное христианство и правильно осмысленное монашество несомненно являются « <формой жизни>, которая может приспособить человека к общественной деятельности... где нужен бескорыстный, самоотверженный труд. Школа, больница, приют, богадельня, тюрьма — все это истинное поприще монашеского труда».

Итак, речь идет о подлинной христианской свободе, без которой невозможно исполнить то, что было завещано Христом Своим последователям”. (там же, с.41-42)

“Русская идея матери Марии была бы крайне обеднена, если бы мы сочли ее благотворительную, пусть достаточно широкую, деятельность за наиболее полное выражение этой идеи. Нет, дерзновенная надежда на возможность спасения «тонущего корабля» требовала особой программы. А значит, осмысления причин катастрофы. В некотором смысле мать Мария продолжает попытки игуменьи Екатерины найти формы для возвращения к тем началам христианского благовестия, которые смогли бы содействовать спасению от гибели «оснащенного корабля», которому матерью Марией было дано имя «Россия»...

Вновь и вновь возвращаясь к этому образу, я задаю себе вопрос возможно ли одному человеку или небольшой группе лиц «преодолеть стереотип» — остановить безумие убийц, вскрыть гибельность тотальной лжи и губительный для человеческой души и народа смысл предательства Истины? На это отвечает двадцативековая история Церкви.

Все перечисленные мною опасные для человечества обстоятельства и явления предотвращались людьми, решившимися на подвиг ради торжества Истины. Чаще всего они начинали свой бой с изменой, ложью, бесчестьем в одиночку, вдохновляемые любовью и верностью Богу. И преп. Максим Исповедник, и преп. Феодор Студит, и святитель Марк Ефесский, и множество других защитников Истины, вошедших в сонм поборников Божественной правды. Церковь называет их служение исповедничеством. Они не получили награды на земле, напротив, были жестоко гонимы, проклинаемы “своими” и чужими, подвергаясь клевете, пыткам, презрению, смерти...

На пути поисков церковной правды и церковной свободы мать Мария после пережитых ею трагических потерь начинает искать «понимания русской миссии в истории» (статья “Наша эпоха”). ...мать Мария уверена в том, что воплощение Христа «приблизило» тварный мир к божественному замыслу о нем... На этом основано утверждение о «мессианском характере русского народа», выразившегося в жажде «воплотить в жизни божественный замысел о мире». И далее: «русский мессианский народ чает и хочет явить Богочеловечество». ...именно с апологии российского мессианства начинаются поиски матерью Марией русской идеи ХХ века”. (там же, с.43-45)

Плен рождает жажду свободы

“Плен, в котором томилась Россия, должен был породить жажду свободы. Так было в России, когда мученическая Церковь пошла на крест. Так происходило и вне России с той ее частью, которую волны революции принесли к чужим берегам... «Третий Рим», как некий символ христианского величия, мог возникнуть в церковном сознании после долгого прельщения «византийским могуществом» (могуществом «второго Рима»), прельщения, полученного в наследство от крестных отцов-греков. Византия, как религиозная держава, еще задолго до своего падения, была разделена, она дала миру сонм святых и одновременно с этим явила пример разрушительной для Церкви силы, таящейся в государственной власти, посягающей на господство в Церкви.

Россия избежала власти «третьего Рима», но не избежала власти русских «василевсов» над Церковью, власти, ослабившей Россию, так же, как в свое время Византию. Путь к «третьему Риму», путь к могуществу христианской империи, не был указан Христом в Его откровении о Церкви. Это не могло содействовать воплощению Богочеловечества, о котором не раз в связи с «русской миссией» говорит мать Мария. Россия должна была изжить в страданиях и мученичестве «византийские соблазны» державного могущества.

Бог «вмешался» в русскую идею и отменил устроение в Москве «третьего Рима». Москва, так же как Петербург, как любой город России, должна была «прожить» свою судьбу. Глашатаи русской идеи, как идеи державной и мессианской, с трудом расстаются и поныне с романтизмом старца Филофея. С трудом расставалась с ней и мать Мария. «Мессианская идея» должна была «вычиститься» в страданиях плененной Церкви и в осмыслении причин трагедии. Только в рабстве можно познать истинный смысл свободы. Только осознав трагедию порабощения Церкви, можно ощутить жажду церковной свободы. ...Без церковной свободы исполнить Божественный замысел о новом бытии невозможно.

...О какой же свободе идет речь?

О  в о з в р а щ е н и и   утраченной церковной свободы, которая изначально была дарована Богом? “Где Дух Господень, там свобода” (2Корин.3:17); “Познаете истину, и истина сделает вас свободными” (Иоан.8:32). На этих двух новозаветных изречениях строится основание церковной свободы, в пребывающем вечно Царствии Божием. Оно же, это Царство, по слову Христа, «внутрь вас есть» (Лук.16:21). Это и есть церковь, где царствует Глава ее Христос”. (там же, с.46-47)

“Вникая в христианскую историю человечества, мы можем заметить, что апокалиптические пророчества св. Иоанна Богослова словно бы зеркально отражают некоторые существенные для Церкви периоды трагических искушений, связанных с оскудением веры и верности. Для российского православия таким опасным искусом, как уже говорилось, оказалась «византийщина», характерная вмешательством государственной власти в жизнь Церкви. Она и породила ту самую «симфонию» власти и церкви, названную «цезарепапизмом», когда государь, словно бы занимая «кафедру папы», узурпирует прерогативы церковной власти.

Христианство ответило на эту угрозу гибели Церкви бегством в пустыню. Монашеством, как особым бытием, способным сохранить Христово откровение о Церкви. Оно ответило отречением от мира, бескровным мученичеством. Оно было призвано сохранить свободу, полученную не от земных властителей за компромисс с ними, а от Духа Святого, свободу, которую не дано отобрать ни земным, ни церковным «владыкам», посягающим на тайну духовной свободы”. (там же, с.50)

Послушание Христу

“«Малое стадо», по словам Христа, и есть тело Церкви, оставшееся верным своему Спасителю. Оно невидимо миру, как невидим Христос. Это и есть «закваска» России, которой предстоит восстать из пепла или погибнуть. Церковь, по словам А. Хомякова, есть великая тайна мироздания. В ней сокрыта великая сила; не случайно св. Ириней Лионский говорил, что «когда Церковь в конце (истории) будет внезапно взята отсюда, то будет скорбь, какой не было от начала и не будет» (Против ересей, кн.5).

...Мать Мария воспринимает суть церковной свободы как послушание Христу, как послушание Истине, путь к которой открывает сущность новой жизни в церкви, свободной от мира и свободной для мира. Для миссионерства в нем. Послушание Христу и есть акт свободы. Евангельская свобода связана с евангельской верностью Христу.

Ты выбираешь эту истину и эту жизнь и становишься свободен. Отныне ты не один. Если ты не нужен людям, если ты покинут, и твоя вера, твоя свобода им не интересна и не нужна, С тобой остается всегда невидимая Церковь и ее Глава Христос. Но, если ты, как мать Мария, уверен в своей особой миссии, ты непременно готовишься к жертве. К поруганию, к гонениям, оскорблениям, издевкам, пыткам и смерти...

«Свобода, — пишет мать Мария, — обязывает, свобода вызывает жертвенную отдачу себя, свобода определяет честность и суровость к себе, к своему пути. И мы, если мы хотим быть суровыми и честными, достойными данной нам свободы, то в первую очередь мы должны проверить наше собственное отношение к нашему духовному миру.

Мы не имеем права безоговорочно умиляться на все прошлое, — многое из этого прошлого гораздо выше и чище нас, но многое греховно и преступно. К высокому мы должны стремиться, с греховным бороться. Нельзя все стилизовать под некий сладостный звон московских колоколов, — религия умирает от стилизации. Нельзя культивировать мертвый быт, — только подлинное духовное горение весомо в религиозной жизни. Нельзя замораживать живую душу правилами и уставами, — они были в свое время выражением других живых душ, а новые души требуют соответственного своего выражения. Нельзя воспринимать церковь как некое эстетическое совершенство и ограничивать себя эстетическим мленьем, — Богом данная свобода зовет нас к активности и борьбе. И было бы величайшей ложью сказать ищущим душам — идите в церковь, потому что там вы найдете покой.

Правда обратна. Она говорит успокоенным и спящим: идите в церковь, потому что там вы почувствуете настоящую тревогу о своих грехах, о своей гибели, о грехах и гибели мира, там вы почувствуете неутоляемый голод о Христовой истине, там из теплых вы станете пламенными, из успокоенных — тревожными, не знающие мудрость века сего — вы станете безумными во Христе.

К этому безумию во Христе, к этому юродству во Христе зовет нас наша свобода. Свобода призвала нас наперекор не только язычникам, но и многим, именующим себя христианами, строить церковное дело именно так, как его всего труднее строить».

Это не риторика, не пафос и не декларация. Мать Мария шла путем, насыщенным тревогами, потерями, разочарованиями, шла к переоценке смысла свободы. ...В ее мучениях о России, в попытках «вычертить» прямую линию российской судьбы особую роль заняла идея Церкви, как центра человеческого и мирового бытия”. (там же, с.55-57)

«В идеале, — пишет мать Мария, — каждое наше дело должно быть малой церковью, и все лица, работающие в нем и обслуженные им, должны быть членами, органически связанными между собой и с целым. Нужды нет, что это только идеал, действительно не осуществимый в реальной жизни. Важно, чтобы именно он стоял перед нами, — это окрасит все дело, даже самое практическое, в совершенно иные тона, это уничтожит самую большую опасность, стоящую перед нами — ведомственность, положение учреждения... Нам нужно выращивать соборный организм, а не устраивать механическую организацию».

«Чтобы видеть вперед, необходимо пристально вглядываться в прошлое, — пишет мать Мария в статье «На страже свободы». — Это прошлое, XIX век — потерянный рай буржуазного благополучия, маловерия, духовной ограниченности, самодовольства, — страшной отравой отравил человечество, привел его к смертельной болезни сегодняшнего дня... Христианство, церковь — с одной стороны, безбожное человеческое общество — с другой. Трудно сказать, кто больше пострадал от этого раскола. Безбожное человечество, предоставленное само себе, почувствовавшее вдруг, что над ним расстилается не бездонное звездное небо, а низкий потолок природной необходимости, отрезавшее себя от подлинных истоков духовного бытия, от подлинных корней настоящей свободы, отказавшееся от своего богоизбранничества и богоподобия, — отдало все свои силы на создание страшных, языческих религиозных систем, на мечту о человекобожеском рае» (Мать Мария, т.2, с.262)”. (там же, с.60-62)

Апокалиптический ангел
уже протрубил

«Да, церковь была парализована, — продолжает мать Мария, — да, ею ведал светский бюрократический обер-прокурорский надзор, духовная школа поставляла русскому обществу не только бытовых батюшек, но и вождей безбожной, материалистической культуры. Интеллигенция жила своими верованиями, народ пребывал в прошлых веках истории, правящий слой был обездушен, формален, лишен творческого напряжения. В духовном смысле Россия переживала какой-то страшный ледниковый период, никакая кровь не могла растопить этого полярного льда. Можно сказать, что в России сочетались не свет и тьма, а блеск и тьма. Век был воистину блестящ и мрачен. И вот в атмосфере этого блеска и мрака, в атмосфере этой ледяной скованности, мертвенного величия, царственного мороза, — зрело и пылало пророческое слово.

Через весь XIX век пронеслось оно, неведомо в какой тайне родившееся, неведомо какими силами призванное к жизни. За корою вещества, за этой косной, ледяной корой, за пышным императорским ритуалом официальной церкви наши пророки провидели незримое и говорили нам о великом соборном начале православия, о свободе христианства, о избрании и богоподобии человека, о ценности человеческой личности, о нашей призванности жить и работать в едином теле Христова Богочеловечества.

Сначала они говорили в безвоздушном пространстве. Официальная Россия не нуждалась в их пророческом слове. Ее представление о правде православия совершенно не совпадало с их представлением. А широкие слои интеллигенции думали, что из Назарета не может быть ничего доброго, и жили в совершенно ином кругу идей, выращенных западной обездушенной культурой. И только к концу века, или вернее к началу XX, наша пророческая школа начала слышаться повсюду, ее голос все больше и больше привлекал внимание, ее люди начали проникать и в церковный клир, и в духовную профессуру, с одной стороны, и в интеллигентские кружки и кланы. Над Россией несся набат: он говорил, что надо спасать богоподобную человеческую личность, что надо отстаивать подлинную христианскую свободу, открытую нам в священном начале соборности и любви.

Русский народ, все русское культурное целое ринулись на гибель, получив это предупреждение, упали в смертельной болезни, предварительно услышав единственный рецепт, который может их исцелить.

И потом все смешалось: началась вьюга, ночь. Русский народ стал бредить, болезнь оказалась смертельной. Чаемое богочеловеческое единство обернулось страшным ликом зверя-человекобога. Свобода стала жертвой насилия. Христианство вошло в полосу мученичества».

...Пророческое слово, о котором говорит мать Мария, не забыто, оно возвращается в Россию, но для того, чтобы его «вместить», чтобы была восстановлена «связь времен», нужно вернуться к истокам христианства: к покаянию. И  к  и с к у п л е н и ю. ...Господь оставляет светильнику, т.е. церкви, время для покаяния и возвращения к «первой любви». Возвращение же возможно через покаяние и искупление. А верность «первой любви», верность Богу, так же, как боль, страдание и страх перед изменой, возвращает пророческий дар. «Достигайте любви, ревнуйте о дарах духовных, особенно же о том, чтобы пророчествовать... — говорит Апостол Павел в Послании к Коринфянам. — А кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение» (1 Кор.14.1-3).

Пророчество — духовный дар. Дар церковной свободы”. (там же, с.63-66)

“Чувствуя полноту Церкви, она чувствует и Россию, не зная доподлинно всех ужасов большевистского плена. Но Церковь едина и потому, чем труднее становится в России, тем важнее для матери Марии создать в эмиграции «лабораторию для России». Это и есть работа по осмыслению новой русской идеи, идеи свободы, рожденной в осознании смертельной опасности «радостного плена», плевелы которого посеяло в мире церковное «сергианство».

...«Нельзя замораживать живую душу правилами и уставами». «Нельзя культивировать мертвый быт», — пишет мать Мария. Однако путь к воскресению «непогребенных мертвецов», как называет она мертвые души, не знающие жажды живой воды, благодати Духа Божьего, трагичен не только для таких живых мертвецов. Он губителен и для мистического тела Церкви, «непогребенные мертвецы» умерщвляют церковный организм.

И чем больше их становится в мире, тем ближе нераздельная власть Антихриста, власть губителя человеческих душ. Об этом свидетельствует история России XX века, отменившая ту самую русскую идею, которая была вымечтана русскими гениями. Но их пророческое слово о предстоящей катастрофе обретает сегодня новое звучание. Так же, как пророчество о судьбах Церкви в Откровении св. Апостола Иоанна. «Имеющий уши да слышит, что Дух говорит церквам: побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия» (Откр.2:7)”. (там же, с.67-68)

“В статье «Под знаком свободы» мать Мария говорит о необходимости понять тайный смысл того факта, что «потеряв нашу земную родину, мы не потеряли родины небесной». Она уверена, что «с нами, среди нас, находится церковь, и вся православная церковь целиком, она не делится по частям на какие-то пол-церкви. И в России она целиком, и в эмиграции она целиком, и в каждом приходе целиком». Таков «тайный смысл» Церкви, связанный с ее мистической природой. Она, по слову Апостола Павла, есть «полнота Наполняющего все во всем» (Ефес.1:23). Реальность этой полноты, конечно же, рождает особое «чувство Церкви», чувства ее постоянного присутствия в мироздании, основой которого, по словам св. Григория Нисского, и является Церковь. Однако это рождает горчайшую печаль, когда в периоды тяжких испытаний, выпадающих на долю Церкви, малодушие и маловерие открывают аду церковные врата.

Знала ли мать Мария о том, как «реформировали» Православие большевики и чекисты и как помогала им покорность «владык» и «батюшек»?

...Мать Мария, это видно из ее статей, бесспорно обладала тем даром, который она обозначила как «пророческое слово». Все, что она пишет о церковной свободе, имеет непосредственное отношение к «церковной несвободе» в России ленинско-сталинского периода, оставившего тяжелейшие духовные, нравственные, социальные и политические последствия в постперестроечном времени. Времени, характерном устойчивым реваншизмом в любых сферах жизни. И, конечно же, в церковной тоже. Именно дар пророческого слова побуждает мать Марию занимать внимание ее соратников по «Православному делу», единомышленников и оппонентов идеей церковной свободы, отвержением лжецерковной, ханжеской, фарисейской морали”. (там же, с.66-67)

“Апокалиптический ангел уже протрубил... Но наша задача —  о с т а н о в и т ь  распад. Мы должны жить, считает мать Мария, словно мы остались одни на необитаемом острове. И от нас зависит судьба нашего ближнего. Это постоянная мысль матери Марии. Остановить безумие. Остановить искуплением. Приблизиться к Богу осознанием своей вины, покаянием и жаждой восстановления единства с Ним. Восстановления утраченной соборности.

«Через сто лет будет существовать некий орден или братство, во всяком случае некий подлинно живой организм, некая подлинная соборность, церковное тело, Тело Христово, — так начинает мать Мария открывать то, что найдено ею в “лаборатории для России”. — Глава этого Тела будет Христос, в этом смысле оно будет настоящей малой церковью, составляющей органическую часть единой вселенской православной церкви.

Этот организм будет заключать в своих недрах живое, любящее, сострадающее и сорадующееся сердце, — внутреннюю группу идеологически, духовно и братски объединенных людей. Они будут своей соборной напряженной жизнью, своей любовью, своим идеологическим единомыслием и жаждой практической активности питать и объединять весь организм, с которым будут находиться в самой нерасторжимой и подлинной связи. Этот организм будет не какая-либо общественно-благотворительная организация, а осуществленная соборность, проецированная на все виды человеческой деятельности идея соборно-личного начала... Каждый человек, так или иначе прикасающийся к этому живому организму, должен быть им переработан, как живая частица вещества, должен, сохраняя всю свою неповторимую личность, с радостью и любовью стать живой частью этого живого многоединства.

Нечего и говорить, что это видение подлинного Православного Дела, эта внехрамовая литургия налагает на нас какие-то совершенно непомерные задачи, ставит перед нами необходимость самого сурового аскетического подвига, огромной и подлинной взаимной любви, напряженности нашего духовного общения. Это так. И нам надо знать, что без подвига, без хождения по непрохоженным тропам, без сурового отвержения духовно легких и практически соблазнительных путей нам ничего не дано будет осуществить. А вместе с тем все это не фантазия, потому что это единственный вывод и из Евангелия, и из настоящих начал православия. Все остальное — уступка миру сему, его злободневности и относительности.

...Голгофа постепенно становится единственным местом, на котором может быть человеческая душа» (Мать Мария, т.1, с.262-263,190). ...Время Голгофы требует от духа человеческого постоянного приближения к Кресту Господню”. (там же, с.71-73, выдел. св-к И.)

“Это началось не с нами и не с нами уйдет. «Христианское сознание, — пишет мать Мария, — испытывало на себе огромное влияние всей окружающей атмосферы. Веками тянулся медленный процесс угашения огня, окостенения духа, оплотнения порывов, крепкий, плотяной полуязыческий быт внедрялся в христианскую церковь, ритуал являлся мертвым регистром давно забытых порывов. И основной вопрос тут не только во внешних вещах. Основной вопрос в гораздо более тонких и глубоких соблазнах, которые насквозь пронзили церковное сознание, врезались в самый центр христианства, разложили его человеческую сердцевину» (Мать Мария, т.1, с.192).

И человечество проснулось на Голгофе. Трезвым утром, как считает мать Мария, вновь повторяя важную для нее мысль. Мысль о надежде. «Кто знает — быть может, это последнее утро в истории человечества, и кто сейчас не проснется, тому уже не будет времени просыпаться. Мучительное, пытающее, блаженное, освобождающее утро, в его свете виден вознесенный над миром крест.

Человек распинается на кресте. Это ли не христианская эпоха?» (там же, с.191)”. (c.75-76)

Вступление к книге "Серафим, патриарх соловецкий"

Книга, которую вы держите в руках, уникальна. Она вместила в себя не просто события и факты, похожие своей чрезвычайностью, к которой следовало бы привыкнуть, чтобы остаться самим собой. Книга эта уникальна, ибо в ней записана судьба моей страны.
Зоя Крахмальникова

Наши отцы погибали в ГУЛАГе. Ночью сапоги сталинских опричников размеренным, каким-то ленивым шагом двигались к квартирам моих соседей. Кто следующий? За ним приедут этой ночью или следующей?

Какая разница, скажете вы. «Чем скорей, тем лучше», - подумает кто-то за соседней дверью. Вы помните, как это было? Как вглядывались в темные окна жильцы моего дома, мои соседи, мои друзья? Население нашего дома отменило дружбу, никто не смел крикнуть «мама!»

Чья-то судьба была решена…

Я иду по Красной Площади. Я тороплюсь. Куда же? Куда ты торопишься ночью одна, кто ждет тебя?

Я вижу силуэт человека, к которому спешу. Сейчас я подойду к нему, взгляну в его лицо и удивлюсь странной ушанке – я такую еще ни разу не видела. Сейчас я спрошу у него: «Вы – зэк?» Но он будто не слышит моего вопроса. Ему незачем мне отвечать. Это он, патриарх Соловецкий, пришло время пройтись ему по Красной площади, не по центру ее, а по краю, чтоб уж не очень бросаться в глаза…

Таким же осмотрительным был мой отец, не вернувшийся оттуда.

Может быть, я надеюсь, что он вдруг возникнет у яркого фонаря, и я спрошу: это ты?

Он промолчит, конечно же, и быстрыми шагами пойдет прочь. И я больше не приду на Красную площадь встречать его.

Этот сон мне снился долго. Он утонул в моей памяти, когда я поняла, что сон этот мучает меня. Оттуда не возвращаются.

С тех пор пронеслось немало лет. Я перестала вслушиваться по ночам в то, как приезжают машины и кто-то прокуренным сиплым голосом покрикивает: «Давай, давай! Что ты, мертвый, что ли?...»

Серафим, патриарх Соловецкий таким же вот образом был вывезен со двора, и никто никогда не узнал бы, где ночевал и где проснулся он поутру.

Книга архиепископа Иоанна – книга о любви. О любви к Богу, к Соловецкому заключенному Серафиму и том, как божественная любовь сохранила Соловецкого патриарха.

Нет, не думал и не гадал Серафим Соловецкий, что судьба приготовила ему «зону» Чем же заслужил такую честь Серафим, ставший патриархом чуть ли не в одни сутки, когда пришла пора уйти в мир иной патриарху всея Руси Тихону, решившему накануне разлуки с землей найти себе замену?

Книга, которую вы держите в руках, уникальна. Она вместила в себя не просто события и факты, похожие своей чрезвычайностью, к которой следовало бы привыкнуть, чтобы остаться самим собой. Книга эта уникальна, ибов ней записана судьба моей страны. Однообразная судьба многих ее поселенцев. «Дьявол однообразен а грех монотонен», -- сказал кто-то из духовных писателей. Кажется это был о.Иоанн Кронштадский.

…Прислушиваясь, как дышит дом, в котором я живу, как шуршат шлепанцы моей бабушки, я решаю, что должна заснуть. Прислушиваться к стукам чужих дверей надоедает. Но не так-то легко приказать себе заснуть.

Утром я узнаю, кого из жильцов нашего дома увезли в черной машине. Они не вернутся домой.

* * *

Автор книги, архиепископ Иоанн свидетельствует о всемогуществе Бога, о Его любви и тех, кто верен Его заветам и о самом главном – о сокровенной близости неба и земли. О том, что мир един, и правит им не случай, а Бог. Он поставляет епископами тех, кто завтра в зэковских теплушках отправится на Соловки, остров несказанных мук и страданий.

Но человек, любящий Бога получает право сочетаться с Ним, соединяя таким образом небо и землю. И тогда, в самые дивные минуты божественной любви, когда небо спускается как можно ближе к стылой и сиротской земле, проклятой дьяволом земле России, не пожелавшей уступить ему - тогда и возникает чудо Любви.

«К кому»? спросите вы.

К Богу. И эту любовь невозможно передать, пересказать, воспеть в псалмах. Но об этом счастье удается узнать лишь тем, кому даровано мужество и любовь. Эти счастливцы, лежа на стылой, злой земле Соловков, гонимые, истерзанные и голодные, чувствуют близость Бога.

Она, ни на что не похожая близость была в избытке дарована патриарху Серафиму.

…Я возвращалась домой. Стучали громко сапоги часовых, сменявшихся у мавзолея. И вдруг площадь опустела. Я прибавила шагу и оказалась у миленького скверика. В центре его стояла невысокая фигура.

Откуда? Вчера ее еще не было. Я приблизилась и увидела скульптурную композицию: трое военных с тремя собаками. И все, словно неживые застыли. А в центре мужчина в странной ушанке.

- Вот он, - услышала я рядом. Ко мне подошел какой-то прохожий. – Узнали?

Я молчу.

- Патриарх, - объясняет он. И помолчав, рассказывает: еще вчера не было здесь ни человека в странном треухе, ни собак. Кто-то наспех поставил макет будущей скульптурной группы.

- Патриархам такие памятники не ставят.

- Так ведь это зэк. Знаете, кого так называли?

- А то…

- Патриарх Соловецкий Серафим. Мученик, но и поныне жив. Он с Соловков вернулся.

Я молчу от стыда, ведь я бывала с экскурсией на Соловках. В музее… В музее.

- …Он спас многих, - тихо сказал мой собеседник. Видно смирился с моим невежеством. И вдруг повысил голос: - Он Церковь спас… Добровольно пошел на муки. Его сам патриарх Тихон позвал.

Дальше я продолжать разговор не хотела. Он словно услышал мои мысли.

* * *

…Когда я встречала в маленьком скверике детей, они просили меня рассказать о Патриархе, и всякий раз я начинала свой короткий рассказ: «Это мой Патриарх. Мученик из мучеников. Мой герой. И мой Патриарх».

Зоя Крахмальникова, в книге: Блаженный Иоанн Береславский "Серафим, патриарх Соловецкий". М., 2004 г.

Красота креста

"ВЫ ХОТИТЕ загнать всех в Церковь", - говорил мне на допросе в Лефортовской тюрьме в 1982 году мой следователь, подполковник КГБ.

Что я могла ответить ему на эту бесстыдную чушь? Я проговорила, запинаясь, что у меня нет "в наличии" ни войск, ни милиции, чтобы с их помощью загнать Россию в Церковь. Самую верную Христу часть ее уже сгубили к тому времени в Соловецком лагере и на других "островах" империи ГУЛАГ. Мы забудем об этом? Забудем и станем спорить о налогах и прибылях, считать олигархов по пальцам и ждать прибавок к пенсиям и зарплатам? Мы останемся, как во времена ГУЛАГа, пленным народом, которому будут разрешать служить своему Богу только в тех храмах, которые положены "главной церкви"? У Евгения Примакова, человека бывалого и, вероятно, жесткого, когда он сказал: "главная церковь", увлажнились глаза. Неужто вот-вот заплачет? Он с поспешностью ловил руку Алексия II, чтобы поцеловать ее. Телекамера запечатлела этот "сентиментальный" жест бывшего контрразведчика.

Нет, смеяться над Примаковым мне не пристало. Мне жаль его, он, как и другие любители "главной церкви", не сидел со мной в наполненном зале, где шла Литургия ХXI века. Ее совершали священнослужители церкви Иконы Божией Матери "Державная". И хотя она была зарегистрирована по всем правилам, существующим в нашем Отечестве, храма ей не полагалось, как и многим другим церквам, епархиям и общинам.

Они не принадлежат к "главной церкви", той, что освящает оружие и солдат, отправляющихся на бойню в Чечне, она же, "главная", и отпевает их, привезенных в цинковых гробах...

"Красота спасет мир". Эта фраза принадлежит одному из героев Достоевского.

"Красота креста", - уточнил один из моих друзей. Он прожил недолгую жизнь, сжигаемый огнем любви к Бoгy, к свободе и изнуряемый бунтом против пошлости.

Первый раз я услышала о христианстве от него. С тех пор я поняла, что случайных встреч не бывает. Мы живем посреди Божьего мира, и наш дом часто становится нашей раковиной, монастырем, пустыней, населенной или открытой только Богу.

Я вспомнила о моем покойном друге, когда вернулась из церкви Иконы Божией Матери "Державная". Мне напомнил о нем тот огонь, который остался со мной. Это было уже второе посещение Божественной литургии, на ceй раз ее служил глава Российской Православной церкви Иконы Божией Матери "Державная" - архиепископ Иоанн. Служение его отличалось не по сути, а скорее по форме, по "сюжету" от той литургии, которую служил архиепископ Афанасий, когда я впервые пришла в Дом культуры. На сцене стоял алтарь. Огромный зал был заполнен до отказа молодежью, детьми, стариками - людьми, принадлежащими к разным поколениям.

Это была пусть малая, но капля России, той России, которая жаждет Христа. Упомяну тут же об одной важной примете: оба архиепископа служили одну и ту же Божественную литургию, словно бы раздвигая ее канонические рамки и вводя туда молитвы и проповеди о России.

При этом канон не был нарушен, напротив, он был творчески, богословски и литургически обогащен - каждый священнослужитель, архиепископ ли, священники или дьяконы, вносили в общую литургию свой личный молитвенный и богословский опыт. И служба была так слаженна, так органична, видно, потому, что все, кто служил, а сцена была наполнена духовенством, несли, как дар, свой огонь веры и любви в это общее служение, умножая его спасительный смысл. Литургия - духовное творчество, а не чтение по книжке. Это я впервые узнала много лет назад на службе митрополита Антония Сурожского, жившего в Лондоне и приезжавшего в Россию.

И если архиепископ Афанасий начинал служение с призыва к покаянию, называя грехи, которые Церковь должна "запечатать", а именно закрыть выход из преисподней своими молитвенными печатями наркомании, абортам, убийствам, алкоголизму, ненависти, властолюбию и прочим грехам, то архиепископ Иоанн обогащал службу молитвами о любви к Животворящему кресту, в которых слышались плач и нежность, надежда и покой. Но когда наступило время евхаристического канона, центрального в Божественной литургии, ему предшествовали гимн любви к России и прославление ее мучеников. Тогда сцена наполнялась священнослужителями, они несли кресты, иконы мучеников и хоругви...

Однако в мою задачу не входит подробное описание богослужения.

Она гораздо скромнее. Я пишу о своем восприятии, о пережитом на службе и после нее.

"Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся" (Евангелие от Луки 12, 49). "Кто близ Меня, тот близ огня", - читаем мы в апокрифах древних христиан.

Христианство - это огонь, и, соединяясь с нами, Христос побуждает нас "войти в огонь" веры и любви. Если этого не происходит, мы остаемся мертвы.

Это была огненная литургия: весь огромный зал жил общей жизнью, и каждый из нас, потрясенный любовью Христа к нам и нашей любовью к Нему и друг к другу, стал единой Церковью, а значит, Телом Христовым, как сказано в Новом Завете Апостолом Павлом о Церкви: "вы Тело Христово" (I Кор. 12, 27).

Это израненное тело торжествовало победу Христа, победу Его милости и любви.

Мое путешествие в Дом культуры "Серп и молот" напомнило мне о парадоксах нашей жизни: для того чтобы попасть на Божественную литургию, я должна была приехать на станцию "Марксистская", перейти на другую - "Площадь Ильича" и уже поверху добираться до Дома культуры "Серп и молот". Так уж поныне и ведется у нас, что мы то и дело натыкаемся на торчащие углы советских "серпов" и "молотов". Болезнь советизма исцеляется медленно, с трудом, и в этом видится причина наших бед: жестоких войн, вызывающих теракты, нравственного обнищания и резкого разделения на богатых и бедных.

"Советское - значит отличное" - это "знаковое" изречение не позволяет признать ущербность и вредность многих фальшивок, доставшихся нам в наследство от ленинско-сталинско-брежневских времен. И стоит ли удивляться тому, что Русская Православная Церковь (РПЦ), управляемая Московской патриархией (МП), многие архиереи которой до сих пор не принесли покаяния в том, что занимались агентурной работой в КГБ, была названа Евгением Примаковым (да и не только им одним) "главной церковью".

Атеизм - жестокое учение, оно лишает человеческий ум и душу дарованной им Богом жажды Истины, предлагая суррогаты. И вот "главной церкви" с благословения ее покровителей, и прежде всего мэра столицы, переданы все храмы Москвы, и построен огромный дворец - храм Христа Спасителя, на который ушли миллионы долларов.

Вместо огромного дворца можно было построить десятки богоделен и больниц для престарелых, приютов для бомжей, беспризорных и нищих.

Но советское - значит отличное. Отличное от истинного гуманизма и равноправия, записанного, кстати, в нашей Конституции. Но зачем деятелям Московской патриархии Конституция? У нее есть все, кроме Конституции. Есть мэр, признавшийся, что в Бога не верует, хотя и был крещен самим Патриархом, есть "эксперты", и один из них не только эксперт "по делам веры", его горячность в защите МП сродни инквизиторской жажде победы.

Это господин Дворкин (хорошо известный в московских судах), сделавший невиданно быстро карьеру в Московской патриархии на обличениях и запретах других религиозных организаций. И я вспоминаю, как несколько лет назад мне позвонил приехавший из США молодой человек и попросил свидания. Я пригласила его. Ко мне явился с букетом цветов тот самый Дворкин. Явился, как он сказал, "за советом". И рассказал, как, боясь ареста в брежневское время (были на то причины, но я о них умолчу), бежал из России, вероятно, через Израиль, и оказался в Америке. Там фортуна улыбнулась будущему эксперту, и он попал в студенты к известному русскому священнику и богослову, ныне покойному о. Александру Шмеману.

И о. Александр, как почти каждый русский, живущий на чужбине, постарался помочь бедному юноше. И Дворкин стал студентом Духовной академии. Неисповедимы пути Господни. Знаменательно, что диплом (или диссертация) соискателя была на тему богословских трудов того самого митр. Сергия (Страгородского), который обратился со знаменитой Декларацией в 1927 году к советскому правительству с заверениями: "Ваши радости (т.е. радости соввласти. - З.К.) - наши радости", т.е. гонимой Православной Церкви. Декларация имела успех у Сталина и у НКВД, Церковь раскололась, истинные служители ее под конвоем отправились на Соловки и в другие зоны ГУЛАГа, а митр. Сергий стал патриархом РПЦ. Гонения длились чуть ли не полвека, земля стала пропитана кровью служителей Христа и их прихожан. А сергианство - так было названо новоправославие по-советски - процветало. Вот тебе, Евгений Максимович, и "главная церковь"!

Пришло время, и в Россию пожаловал сам г-н Дворкин, бывший эмигрант и диссертант, а ныне эксперт по церковным делам, выступающий в судах против верующих, осуществляющих свои конституционные свободы. Он не только выступает в судах, но и составляет списки тех религиозных организаций, которые, по его мнению, следует запретить. Включена была в такой список и Церковь Иконы Божией Матери "Державная". А до этого был целый шквал провокаций. Служителей Церкви величали "богородичниками", не только создавая фальшивки и приписывая их "Богородичному центру" (так называлось издательство церкви), но и распространяя о ней всякие небылицы. Суд, однако, не внял "экспертизам" Дворкина, а независимая психиатрическая ассоциация доказала, что "анализы" Дворкина, надевшего на себя тогу "инквизитора", пусты и абсолютно несостоятельны.

Этa история припомнилась мне, когда я, переходя с платформы на платформу метро, двигалась к "Серпу и молоту"...

Прошло три дня с той самой огненной литургии, как на Пушкинской площади раздался взрыв, унесший жизни нескольких людей и сокрушивший своей трагедией Москву. И моя душа, измученная страданиями и страхами, вновь обратилась туда, где шла Литургия любви. Там прославлялась мученическая Россия, неповинная перед Богом и людьми. И я подумала, что те, кто погиб в катастрофе на Пушкинской площади, тоже мученики террора. И не только те, кто тяжко ранен и кто погиб, но и мы все, те, кто сострадает безвинно погибшим и искалеченным, тоже мученики, превращенные некогда в "винтики" грозной, сжигающей жизни машины. Она, эта "машина", не устала "штамповать винтики". Нас не приглашают на референдумы: начинать войну или нет, войну на российской территории в Чечне, нас не спрашивают, можно ли убивать и насиловать мирных жителей и их детей, считая все население Чечни "бандформированием". Нас не спрашивают, можно ли нарушать Конституцию, где сказано, что все народы, вошедшие в Россию, обладают общей судьбой. Правда, об этом спросили Алексия II, считающегося Патриархом всея Руси, спросили: можно ли убивать мирных жителей в Чечне? И что же ответил этот христианин, дерзнувший принять на себя сан, который обязывает "к печалованию о народе"? Он ответил примерно следующее: "Они же наших убивают!" А те, которые убивают и насилуют, разве "не наши"? Патриарх, видно, запамятовал, что Чечня - часть России...

"Печальная история", - скажете вы, мой читатель. И, может случиться, подумаете о том, что во всем, что происходит, виноваты мы, христиане.

Читатель мой будет прав. Мы виноваты. Мы виноваты, потому я и пишу эту статью о том, как отмаливают нашу бедную Родину в Церкви, посвященной Державной Божией матери. Это Она, Пресвятая Богородица, только в XX веке неоднократно являлась в разных странах мира, свидетельствуя о своей любви и тревоге за Россию. Это Ее икона "Державная" явилась в Коломенском в день отречения Государя Императора от российского престола. На Иконе Богородица со скипетром в руках, Она Российская Императрица, принимает на себя наши скорби. И будет нести их до скончания века по нашей вере, вразумляя нас Своими откровениями.

Она раскроет нам суть нашего бытия в земле изгнания, которую мы обязаны просветить своими трудами и молитвами. Она раскроет нам, что террор и любовь несовместимы и что тот, кто сеет смерть, пожнет ее...

Опубликовано в Независимой газете от 19.08.2000
http://www.ng.ru/ideas/2000-08-19/5_cross.html

Памяти
Зои Александровной Крахмальниковой

Мы горячо молимся о препровождении в горние обители праведной, светлой души: 17 апреля 2008 года скончалась Зоя Александровна Крахмальникова, в монашестве мать Екатерина (обет тайного монашества дала в советской тюрьме), замечательная и честнейшая писательница, правозащитница и публицист, истинная христианка, составительница 12 выпусков подпольного сборника христианских чтений «Надежда», за что в восьмидесятые годы получила 5 лет лагерей, а в 1998 г. - премию имени академика Сахарова.

Ее искренние и потому несокрушимо убедительные книги - пример неустрашимого и глубокого исповедания последней правды, свойственного лучшим представителям российской интеллигенции. Правды о судьбах людей в России и об истории ее церкви, в годы испытаний разделившейся на верных и отступников; на тех, кто пошел за Христом на Голгофу, принял крест и увенчался венцом исповедников, и тех, кто лгал и продолжает лгать себе, Богу и России. Ее книги "Горькие плоды сладкого плена", замечательная повесть о матери Марии Скобцевой “Русская идея матери Марии” (1997), "В поисках обещанного рая" (1993) явились значительным вкладом в духовную сокровищницу современной России, помогли тысячам душ обрести путь к последней правде, ко Христу.

 "Потаенная церковь", образ которой Зоя Александровна прозревала в годы заключения, о которой писала обжигающие строки, открылась ее сердцу в лице Православной Церкви Божией Матери Державная. Последние девять лет жизни Зоя Александровна относила себя к ее последователям, посещала литургии, трепетно приступала к Чаше, выступала на конференциях вместе с архиеп. Иоанном и другими отцами, участвовала в редакции и писала предисловия к книгам нашей Церкви, вела редакторский мастер-класс. Стремилась часто присутствовать на богослужениях епископа Афанасия (Калинкина), отзывалась о них как о свидетельстве вдохновенной веры и огненной молитвы, одухотворявших присутствующих.

Пройдя огненные горнила заключения за Христа и отказавшись писать прошение о помиловании, Зоя Александровна сердцем переживала крестное откровение Христовой любви, она глубоко вчитывалась в книги блаженного Иоанна (Береславского), раскрывавшие духовный смысл Второй Соловецкой Голгофы. Особенно ей был близок патриарх ГУЛАГа Серафим Соловецкий, откровения мироточивой св. Евфросиньи.

Затем приступили болезни, и дорогой матушке Зоя с любовью помогали сестры Императорской и Гефсиманской обителей, поочередно жившие вместе с ней. Они и навещавшие матушку отцы, поражались ее мужеству в скорбях, правдолюбию, истинной верности Христу и Божией Матери. Духовным отцом своим Зоя Крахмальникова считала архиепископа Иоанна (Береславского), по благословению которого о.Иоаким еженедельно причащал матушку на дому вплоть до самой кончины. Снова и снова, уже немощная, она свидетельствовала: Бог там, где любовь. И попытки иных ее прежних знакомых отторгнуть Зою Александровну от «секты» Божией Матери неизменно кончались крахом. Ее путь исповедничества в годы гонений церкви советской власти, увенчался исповедничеством веры в годы преследований уже богородичной ветви православия, наследницы Катакомбной церкви.

После первой литургии в нашей Церкви, матушка Екатерина сказала: «Я счастлива. Впервые в жизни я вижу Церковь Христа, где действительно царит любовь к Господу, к Божией Матери и друг к другу».

Верим, что наша дорогая матушка Зоя обрела вышнюю любовь и светлые утешения на небесах среди верных Христа и Пречистой Девы.

*

Фотографии на странице: 1) Зоя Крахмальникова в Местной религиозной организации - Община Православной Церкви Божией Матери Державная г.Москвы, 2001 г.  2) Пресс-конференция архиепископа Иоанна (Береславского) в гостинице "Россия" на тему: "Религиозный фундаментализм — угрожает ли он России?". Москва, 2002 г.

Официальный сайт Централизованной религиозной организации Православная Церковь Божией Матери Державная  18+

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов Cookies и других пользовательских данных, в соответствии с Политикой конфиденциальности.

(с) Все права сохранены. Централизованная религиозная организация Православная Церковь Божией Матери Державная. Москва, 1999-2024 г. (с) Священник Илья (Попов).

С 1982 по 1991 гг. — Катакомбная церковь. В 1991 г. в Москве зарегистрировано добровольное общественное объединение — общественно-благотворительный просветительский фонд  "Богородичный центр", который в 1993 г. был переименован в фонд "Новая Святая Русь" и в 1999 г. перестал действовать.
В 1992 г. в Москве зарегистрировано добровольное религиозное объединение "Община Церкви Божией Матери Преображающейся". Согласно требованиям принятого в 1997 г. Федерального закона РФ о свободе совести и о религиозных объединениях оно было переименовано и действовало до 24.06.2022 г. как "Местная религиозная организация - Община Православной Церкви Божией Матери Державная г. Москвы", ОГРН 1037700054094. Нестяжательная община приняла такое решение в связи с пандемией и возникшими финансовыми трудностями.
04.02.1997 г. Министерством Юстиции РФ зарегистрировано добровольное религиозное объединение Православная Церковь Божией Матери Державная, свидетельство о регистрации N388, ОГРН 1025000003621
30.10.2002 г. в соответствии с требованиями законодательства, утверждено наименование Централизованная религиозная организация Православная Церковь Божией Матери Державная.