Посещение
Российской
Голгофы
Паломничество
на Соловки,
лето 2001 г.
"Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем"
(Матф.16:28).
Крест сочетает прошлое и настоящее
Архиепископ Иоанн: "Владыка даже не входил в молитву. Молитвословие его не прекращалось... Молитва сама творилась в нем. На горе Афонской не было такой молитвы, как в золотом сердце владыки Серафима. Сравнимо разве что со сферою откровения в бельгийском Боренге или африканском Кибео, когда Богоматерь приглашала боговидцев молиться вместе с Нею. Святой Иннокентий Балтский прозревал огненную свадьбу на Соловках с тремя свечами впереди и с благолепным шествием невест Христовых. А владыка наш свадьбу эту пережил спустя четверть века, Иннокентия Кану блаженную, огненную свадьбу.
...Тарантас с покойниками тащился по зимнему архипелагу, оставляя черные пыльные пятна, под равнодушными взорами последних зэков. Завтра и его ждет подобная участь. Завтра и его вот так же, оцепенелого и замороженного, повезут на местное кладбище и сбросят в расстрельный ров. Кто вспомнит?
Небеса отверзнутся. Ангелы назовут бессмертным. Помнит Тот, Кто послал в мир. Есть над всеми этими земными скрижалями вечные обители и последняя правда над бесконечной ложью и несправедливостью. Этой-то радостью полные, о премирном мире и о праведном суде Божием ходили святые в неизреченном веселении духа, несмотря на множество скорбей.
"Ма... О-о! Не... Я ничего не знаю!" Кто-то просил прощения, а кто-то уходил обозленный вдесятеро. Нет, не отразили еще писатели этот первый круг соловецкого ГУЛАГа. Здесь нужен пророческий логос и перо более чуткое, смиренное, со знанием дела — Промысла Божия. Какую книгу Соловецкую завел трубный ангел Апокалипсиса, один из ангелов мести из книги Откровения Иоанна Богослова! И сколько светлых душ запечатлела в ней церковь-исповедница!
Явление усопших
Вошли в "селедочницу" — ржавая помойка. Грязные бутылки и две двухметровые дизельные цистерны как ржавые левиафаны. (Видеозапись посещения соловецкого архипелага см. здесь — свщ. Илья)
"Помолимся об оставивших мир сей в ужасных страданиях, без покаяния и веры. Братья наши усопшие, упреждающие нас в порядке воскресения, вы оставили мир сей в безумии атеизма. Возвращайтесь. Темные сферы за вами закрыты. Приобщайтесь к вере в Господа, чтобы и вам открылись тайны Царствия. Примите веру и крещение отцов наших, насколько это возможно для вас, соловецких призраков. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Восставайте. Просыпайтесь. Обращайтесь. Пробил час ваш...".
Так молились мы внутри "петербургского трамвая", куда набивали, спрессовывая так, что уста в уста, грудь в грудь, до пятидесяти "несмиренных" зэков из числа женщин, что не давали себя насиловать, и мужчин, не желавших отрекаться от идеологии "врагов народа". Страшнее пытку трудно придумать на земле. Из нее прямой путь в ад. А из ада в рай.
Мы с ними беседовали: выход из адских сфер возможен. Господь по грехам вашим попустил вам страдания. Кайтесь. — "Только в чем каяться нам?" Объясняли. Соглашались тотчас, начинали плакать: "Простите нас. Окрестите, окропите святой водой. Вера во Христа прекрасна. Во Христа верую..." — и читали Символ веры.
* * *
Нашли регистрационный журнал, полуистлевший, образца 30-х годов. В таких писали смертные приговоры. Здесь уже не место деревянной вере в Того, Который там, а на земле свечки и ритуалы. Здесь верят в Того, Который Есть — и есть здесь, в распятом размахе крыльев Животворящего Креста, распростертого Любящим и Верным над соловецким Своим стадом. Миллионы закланных овец. Бойня соловецкая работала, как адская машина, днем и ночью. И крокодил зеленый скрежетал зубами, перемалывая челюстями остатки не подлежащих воскресению...
Отсюда, с Соловков, начнется воскресение. Потому притяжение такое для интуристов, коих местная монашеская братия чует духом. Влечет сюда компьютерное, расслабленное поколение современных интеллектуалов в очках, и диву даются. Здесь место грядущей цивилизации. Отсюда Бог начнет Свой суд над миром. Воскреснут гипербореи и возгласят богосупружество, богоцивилизацию, вечную жизнь. Отсюда восстанет новый человек, огненная свеча, Соловецкий Крест.
"Господи, сколько тайн над Соловками, — скажет восьмилетний отрок, с папой посетивший Соловки. — Божию Матерь вижу, отпевающую мучеников!" И в храмах били, и в подвалах пытали, гнали отцов наших.
...И опять эта старая кляча с ржавой телегой и возница в пропахшей махоркой ушанке, левое ухо вниз, правое вверх. Тихий апокалипсис безмолвного ГУЛАГа. А если ворота Соловецкие запрутся, что тогда?
Трапезная на тысячу душ. Ужели доходило до такого числа монахов? Но какая цена этой иосифлянской трапезной, если под ней зэки стояли по щиколотку в воде и замерзали, овеваваемые кухонными парами? И какова цена соловецкой слезе? О ней сказать мог бы разве что Достоевский в своем очередном гениальном романе с откровениями о грядущем храме.
Прошли мы, как воины-победители, мимо уже отреставрированных церквей и вошли триумфаторами в Спасо-Преображенский храм. Под купол вознеслось наше извечно-российское "О, всепетая Мати". Стояли в простых туристических одеждах восемь сокрытых священников, наследуя отцам. А соловецкие старцы с неба кричали: наши пришли! И Сам Бог Саваоф стоял над куполом собора. Алтарь поднялся на полметра и пошел над Соловками, пока мы пели "О, всепетая Мати" с живой молитвой, и отпевали их, усопших.
“Упокой души скончавшихся здесь жертв красного разбоя. Подай им вечные обители в Царствии Своем. Яви лик Свой премилосердный, сердце вечной Матери".
"Ах", — с облегчением отходили они в вечные обители. Здесь бы поставить часовню в память новомучеников! На кого работает Спасо-Преображенский? На туристов или на хозяев соловецких, зэков вечных?
"Ты не пой, ты не пой, соловей, не мешай ты молитве моей..."
Вопиющая память
Переживание таинственного назначения Соловков усиливалось час от часа, как если бы заранее спланировали программу накануне приезда Алексия II на Соловки. Подумать только, спустя четверть часа после "селедочницы" — пустой зал Спасо-Преображенского монастыря... Какой вселенской силой обладали живые молебны, и какой вселенский эфир здесь, на Соловках! Достаточно 20 минут живой молитвы "О Всепетая Мати", чтобы небо наполнилось ангелами и горними жар-птицами. Не любит Бог длинных молитв. Любит сердца искренние и простые, не запродавшиеся дьяволу. К таким приходит и таким сопутствует на земном их пути.
На Соловках не только память вопиет и крики чаек прободают чуткий слух раненных сердец. Быть здесь всероссийскому мемориалу, отверстой памяти миллионов жертв только в ХХ столетии. Быть здесь храму покаянному и источнику живоносному.
Едем на Секирку. Соловецкие братья в тонком сне приходят к брату: "Возьми, съешь хлеба", — отрезают ломоть. Вкусил и понял: приобщили к тайнам Соловецким. "Вкусил ты от тайн наших. Причащайся ими и молчи".
Соловки — столица мира, русская шамбала. Нет, больше, чем шамбала — то, что противостоит космической машине Люцифера.
Тибет или Соловки? Соловки!.. Мечта компьютерного космиста посетить пещеру, где пятиметровые лемуры отдыхают в сомнабулизме вот уже полтора миллиона лет? Нет! Мощи!.. Мощи — знамение Преображения. Наша русская Голгофа, слышите? Когда же обратятся космисты и масоны? Когда вернутся в человеческое обличье и станут прихожанами Храма мира?
На Секирке ангелы секут прутами тех, кто впустую тратит время на земле, не хочет каяться. Отсюда спускали жертву, привязанную к бревну, и неслась вниз головой в вечный покой. По лестнице Иаковлевой ангелы восходили вверх и вниз. А по этой можно только вниз спуститься. Ни один вверх не взойдет, не велено.
Кругом расстрельные рвы. Кружат астральные вихри. Ходят сосны, как помешанные, в хвойном лесу, блестят на солнце озера, отливая красным. Русский апокалипсис напоен неземной энергетикой. Такое чувство, что тебя ведут. Здесь пакибытие. Те, кого отцы на небесах благословляют, сподобляются войти в чертоги вечные и пережить, что пережили они — скорби, и разделить их радости.
Старую, полусгнившую лестницу снесли. Зато остались на камнях следы от преступлений. Вокруг скал дымятся облака и булыжники вырастают из-под земли с бордовыми прожилками, как если бы на них запечатлены летописи о погибших.
"В память об отцах наших помолимся...".
Привязывали зэка рядом с муравейником, и съедали его заживо братья-муравьи. Русский апокалипсис. Евхаристия.
Здесь пространство оглашено неслыханными голосами, наполнено душами. Здесь все живет и дышит.
Остров Соловки списан с неба. Его пространства плотно смежаются: в 100 метрах от "гастронома" Соловецкий кремль. В нескольких километрах от кремля Секир-гора, над нею храм Вознесения, где зэки лежали штабелями друг на друге, чтобы согреться при 30-градусном морозе. Поражают тесные пространства, продуманные до сантиметра. И в Иерусалиме так: в ста метрах от знаменитой стены зловещий дом архиепископа Кайафы, а в 20 шагах от него, подумать только, — геенна огненная! До недавнего времени — простая свалка с битыми бутылками, а теперь арабское поселение. Скупили геенну ученики пророка Магомета.
А здесь заметают следы на кровавом ледовом побоище. И не для интуристов расширяют сегодня в 100 метрах от кремля площадку для нового аэродрома (прямой рейс Москва-Соловки), а для вселенского мемориала. Придет час, каяться будут испанцы и поляки... Весь мир виновен. И на вопрос, чья вина — "Нет ни одного безвинного".
Соловки — молитва за всё и всех.
Господи, прими жертву сию Твоя от Твоих, за вся и всех! Так и хочется поднять Чашу на литургии под открытым небом. Здесь это "за вся и за всех" прозвучит, как никогда, актуально. Умному следопыту откроется: эти страшные дыры окон монастырских подвалов полны душами замученных максимов греков, протопопов аввакумов, вассианов патрикеевых. А здесь были камеры с голодными крысами, куда на съедение им бросали связанных людей... А под этой горой расстреливали и закапывали здесь же. Огород на костях. Поселок на костях. Вся земля кровью полита. Господи, помилуй.
Штрафная командировка
Мощами дыхнуло. Слышите мощевой запах? Поставить бы табличку памяти... В Освенциме музей, в Бухенвальде — храм. А здесь сто бухенвальдов вместе взятых, и ни одной белой таблички, ни одного имени поминаемого! Боже, не приведи. Москва усеяна асфальтными часовнями. А здесь — ни одной доски в память о жертвах! Страшное место.
На черно-белой фотографии видна крутая лестница и лица чекистов из тогдашнего времени, из 30-х годов. Штрафная "командировка" — сюда отправляли тех, чей удел не могли решить: то ли расстрелять у подножия Секирки, то ли где-то еще в расход пустить, то ли использовать человеческий материал для строительства светлого будущего, на сизифов труд. В бывшем храме Воскресения, где лежали зэки штабелями, пол прожжен. Ржавая буржуйка.
Вошли в храм. Кругом пятна крови, и следы от них дымятся. Ужас охватывает такой, что вот-вот покатишься вниз головой с Соловецкой горы, склон которой в трех метрах от этих живых штабелей, от сей негасимой памяти злодейств и блаженств. Почти полвека назад здесь совершилось величайшее преступление всех времен. Святую Русь превратили в кровавое побоище.
Кто-то смертельно боится правды! Или живы палачи и жертвы? Или кто-то узнает на камне свою группу крови, оттиск самого себя запечатленный? О ужас! о ад! о блаженство. Здесь разверзлись врата красного ГУЛАГа, и в вечности святитель Иоанн Златоуст поставил над ним печати преображенные.
Святые доселе угрожают здесь пальцами виновникам: "Доколе?.." Соловки забрызганы кровью миллионов неупокоенных душ, и ни одного молитвенника в память о них! В церкви Воскресения на месте, где зэки согревались слезами и дыханием жертвенных своих тел, стоит столик холодного медного "канона" — разновидность ветхозаветной десятины от плодов и проч. прибытков, приносимая в храм, с рядком пустых подсвечников.
Невозможно забыть
Причащался владыка Серафим от ржаных сухариков и крошек хлеба, макая в дешевый кагор. Тех, кого травили собаками и страхами, помазывал владыка маслами, и кого благословил, тот мучения в "гастрономе" переносил стойко. Когда вышел из Чимкентлага, определившись в вагон скотником, пробрался в Бузулуки, где ожидал встретить рукополагавшего его с патриархом Тихоном епископа Сергия Никольского. Куда там! Давно след простыл.
В последние годы исповедовал мало: слишком тяжело было вспоминать исповеди соловецкие. Свидетелем каких слез был наш отец!.. Представьте, как каялся уже бывший, по земным меркам, бригадир, который шел завтра на допрос в "гастроном" и впереди "вышка". За всю жизнь каялся и себя озирал очами вечности. Владыка наш святой, захлебываясь от слез, накладывал дырявый шарф с привязанными к нему в виде креста двумя ветками (подобие епитрахили). А Господь прощал грехи кающимся. Нигде исповедь не была так действенна, состоятельна, нигде так не слышал Бог бедных детей Своих, как на Соловках.
Владыка воочию видел ангела, стоящего справа от него, записывающего каждое слово и раздирающего свитки с рукописанием грехов. А когда вернулся на свободу, уже не мог так исповедовать. Плакал и торопил чад своих на исповеди. "Ну, скорей, что еще там?" — чтобы сердце не отнялось от слез при памяти о тех исповедях соловецких.
* * *
Охрана, чтобы не сойти с ума, спивалась уже на вторую неделю. Трезвым никто не мог вынести происходящее. Мученики поднимались в сферы пакибытия, а палачи окуривали себя хмелем, трезвых здесь не было ни одного. Допрашивали вчетвером перекрестным допросом. Слева от следовательской располагалась "комната дознания", или, как ее называли, "комната свиданий". Здесь дожидалась своего часа палачиха с резиновой палкой в руках, а в соседней комнате тяжело дышала натренированная овчарка. Было и так: обезумевшего от голода приводили сюда. Протягивал руку за куском горячего вареного мяса, и собака мертвой хваткой вцеплялась в ладонь. И опять глухой стон и забытье.
За "плохое поведение" провинившихся наказывали. Вызывали для вселения страха одновременно по трое и четверо. Очередь кого-то одного, остальные часами ждали за стеною, слыша крики и дрожа в холодном ознобе и поту.
"И снедали люди Моя в снедь хлеба" (Пс.63).
* * *
...Спать отец наш совсем разучился. Днем хлебнет святой воды и прильнет головой к стене полулежа. Слегка отключится на час-два, и опять в иномирную радость. Слушает пение херувимов в голове своей. Потом замироточит голова владыки, как череп Иоанна Крестителя. О мощах его будут складывать песни, и о чудесах, и о творящихся знамениях.
Как описать духовность Соловков? Безумную любовь Божию, разделение направо и налево? Кто обоживался, а кто превращался в черта рогатого. Кому удел — адское дно, а кому — вершина Лестницы восхождения. На земле предполагали, а Соловки располагали и судили. Скольких оплакал дорогой отец наш, полусидя на нарах в неотапливаемом карцере при температуре -5, согреваемый единственно теплотой молитвенной и обжигающими сладкими слезами!
Прозорливое око имел отец. Видел происходящее на тысячи верст кругом и что делалось с соседом по бараку. Общался по небесному эфиру с братьями своими. Одного, Михаила, кажется, перевели за "стропотный" нрав на Анзер. Так пришел на следующий же день! Искали — не нашли. А он над владыкой склонился, лежащим на нарах, и плачет, и целует ему руки: "Отец наш, ничего не боюсь. Бог укрепит".
Среди грязи и разврата, среди криков, пронзающих пространство Соловков, был свидетелем стольких тайных причастий и такого пренебесного покоя, какого не знали затворники-пустынножители.
Небесная Псалтырь
Среди пещерного мрака концлагерной Совдепии не могло идти речи даже о томике Пушкина, не говоря о духовной литературе. Но однажды на руки владыке упала Псалтырь! Это был благородный материализовавшийся старообрядческий фолиант с золотым тиснением и благодатной ижицей. И когда отец наш подслеповатыми от слез глазами читал "и не утаишеся от чад их,.. яко да познает род ин... да положат на Бога упование свое и не забудут дел Божиих, и заповеди Его взыщут" (Пс.77) и "десница Господня вознесе мя, десница Господня сотвори силу. Не умру, но жив буду, и повем дела Господня. Наказуя наказа мя Господь, смерти же не предаде мя. Отверзите мне врата правды, вшед в ня исповемся Господеви. Сия врата Господня, праведнии внидут в ня", (Пс.117) — умирал от блаженства и воскресал от счастья. Читал псалом небесными очами.
Ему была открыта десница Господня, вознесшая его над престолом Соловецким, десница Господня, сотворившая силу, оставившая его в живых, десница Господня, давшая ему одному победить двухсотмиллионную армию врагов.
С выбитыми зубами, с изуродованным черепом, воскресший наутро из мертвых, повторял он: "Не умру, но жив буду, и повем (расскажу) дела Господня". И опять рыдал с нар, читая 117:18: "Наказуя наказа мя Господь, смерти же не предаде мя". И когда видел отверстым святилище Агнца и Христа Распятого, повторял: "Отверзите мне врата правды, вшед в ня исповемся Господеви".
И чуть приподнявшись на нарах: "Сия врата Господня, праведнии внидут в ня". И, рыдая ручьями: "Камень, егоже небрегоша зиждущии, сей бысть во главу угла", — это и о нем, о патриархе, игнорированном внешней церковью и поставленном, как новый Петр, как камень, в основание грядущего.
Пел, и чада ему вторили сладчайшими антифонами: "От Господа бысть сей и есть дивен во очесех наших". И, прозревая пасху Соловецкую: "Сей день, егоже сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь". И, простираясь над глухою соловецкою мутью, утешительно: "О, Господи, спаси же — всех! — о, Господи, поспеши же" — на помощь, не могу больше.
И сколько раз — голова. как бревно, ноги ватные, тело чужое, а как запоет: "Благословен грядый во имя Господне", — услышит от небесного престола: "благословихом вы из дому Господня". И на Пасху, одевшись в белые одежды: "Бог Господь явился нам", — слышите, братья серафимовы? Так "составьте праздник во учащающих до рог олтаревых!"
И, восставши из мук, победитель смерти мог сказать: "Бог мой еси Ты, и исповемся Тебе, Бог мой еси Ты, и вознесу Тя". И со всем хором мучеников ХХ-го столетия, восставших из мертвых отовсюду: "Исповедайтеся Господеви, яко благ, яко в век милость Его" (Пс.117:18-29).
Так мог сказать только он, прозревший от Горнего престола оправдание злодейств перед лицом творящейся милости Божией: благ Господь во всех делах Своих. Ни один, смею сказать, схимник святой, созерцатель горний не читал Псалтырь так, как отец наш, ибо это уже была Псалтырь за весь ГУЛАГ, и каждый стих был пропитан стонами замученных. Хрипели они вместе с ним эту симфонию вечного блаженства и песнь благодарения.
* * *
В последние годы память отнималась. Голова гудела как пчелиный улей. По вечерам наведывались не поймешь кто, как страшные тени из прошлого. И не знал большей радости, чем закрыть на ключ дверь в свою келейку (терраса, обитая запыленной фанерой), закрыть глаза и включиться в литургию Соловков. Слаще памяти не было.
Одинок был отец наш в Бузулуках. Жил в чьем-то чужом полужилом доме. Гоним был. Уходил иногда на несколько дней и пропадал невесть куда. А счастливее его не было монаха. Постригли его, как если бы тысячу лет назад.
Сто жизней прожил за 39 лет ГУЛАГа — и монах, и монарх, и епископ. А такой семьи, как Братство Серафимово, 12 помазанников: Кондрат, Евфимий, Михаил... Не было на земле семьи счастливей. Не было подобной обители монашеской, расцветшей розами райского сада. И так превознесен был высоко, что не нуждался ни в тропарях, ни в толкованиях к церковнославянскому. Духом понимал тексты Псалтыря.
Справа в келье у него простой деревянный шкаф, низкая лежанка, наподобие лагерных нар. В углу в келье маленький столик под алтарь: чаша, антиминс, лжица, копие, дискос. Лампадка с ватой, пропитанной целебными маслами, и дощатый пол, покрытый одеялом. Владыка любил полусидя перебирать четки и называть по памяти поминаемых им на молитве. Число их было нескончаемо. Но прежде — 12 его братьев.
Соловецкие ангелы, что стояли при Второй русской Голгофе, не оставляли его ни в Чимкенте, ни в Иркутсклаге, ни в Бузулуклаге. Концентрационной решеткой была затянута реальность мира сего для всепреданного Соловкам. И Бузулуки казались ему Соловками, на время раскрепощенными. А когда закроются врата, опять начнется!..
Господи, кто исчислит травмы нанесенные?! Ведь не кукла ватная, а человек живой, и не бог бессмертный, а комок нервов и слез! Кто мог читать в его сердце? Мать Матрона, его чадо, замечает: раним был и чувствителен. Чуть что — заплачет. Скажешь ему что не так, уходит и возвращается весь в слезах.
О любви его слагались легенды. Шли к нему за тысячи верст его и чьи-то еще чада за добрым словом, посмотреть в лучистое его лицо, полное неизреченной доброты. Сокровище Святой Руси, ее идеал, архетип подвижника, превечный старец, подобный Богу Отцу чистой любви, царь истинный, престолонаследник будущего.
На Соловках же дал обет молчания бывшим братьям, вставшим уже в солнечную иерархию. Благодать при переломанных костях и разбитых черепах достигала такой степени, что глаза буквально слепило и текли уже не слезы, ежедневно выплакиваемые досуха, а масляные капли. Сидел бы на коленочках близ Распятого и не отводил взора от Господа, так Его любил. И пронес любовь к Нему через все лагеря. Рассказывал о ней в длительных беседах с владыкой Геннадием перед его рукоположением.
...В полночь прислушивался к тупой колотушке и гулкому лаю сторожевых овчарок, к крикам: "Пошли вон! Ходу!.." Оглядывая этот закопченный фабричными трубами ад, видел сквозь него фаворский свет и Богоматерь, склонявшуюся над любимыми Ею детьми. С восторгом запечатлевал лик Соловецкой, и сколько ни напрягал память, ничего подобного не мог найти на иконах. И со скорбью думал: нашелся бы кто из богомазов изобразить лик Матери Умащающей, Соловецкой Скорбящей. Соловецкая Богородица казалась ему прекрасней любимой его Казанской. И когда позднее в Бузулуках или Кирсановке, желая молиться перед Богородицей в медном кивоте (образ, с которым не расставался и всюду носил с собой), не мог его достать, вспоминал живую Соловецкую, не стираемую в памяти.
Молитва Серафима
Какова была его молитва? Начинал робко, как ученик, с традиционного страха оступиться на букве. Но давно канул в прошлое Бог — будто бы смертно наказывающий за отступление от предписанного канона. Какой канон на Соловках? Кто из синодалов “господствующей церкви” мог предвидеть кровавую бойню Соловков и явления Соловецкой Богоматери? Под какой канон подводить "астрономов" ГУЛАГа, под какую церковную статью?
И не кощунство ли после пережитого снова начинать литургию прежними прошениями? В уме составлялась и выпевалась живая ектения: памяти заколотых в камерах пыток, расстрелянных у Секирки, замученных в "командировке", задохнувшихся в дымах и испарениях барачных, застывших статуями в ледяных подземных водах под монашескими трапезными. Вот какие ектеньи составил соловецкий соловей. А о них, о коммунистах, соловей-разбойниках, что разбойничьим посвистом пугали и губили народ, не молился.
Начиналась или завершалась его свыше открытая литургия видением престола Агнца. Страдающий Христос был столь величественен, что самые тяжелые мучения казались жалким подобием того, что переживал Он, Бог ГУЛАГа. Он же, умирая за каждого из нас, смертных, принимал их в число Своих, в Свой вечный невестник. О какого счастья сподоблялись бывшие зэки, переходя в вечность! и были готовы страдать еще и еще. Сколько же надо помучиться здесь, на земле, чтобы получить благоуханный венец небожителей. Безмерное величие и щедрость распятого Агнца поражали владыку.
Если б мог, написал бы о Нем богословские трактаты. Но куда ему писать! В лагерях грамоте разучивались даже некогда блиставшие познаниями во многих науках. Рукописал слезами больше, на молитве.
И видел еще жертвенник Агнца, растущий час от часа жертвенник искупительный за все грехи российские. И знал: от него придет спасение миру. Бог живет во святых Своих, а не в деревянных позолоченных киотах. И, прохаживаясь мимо действующего собора в Бузулуках: Ему слеза скорбящего в сердце дороже тысяч казенных молив. А в полночь, отложив псалтырь, вновь видит комнату пыток, скомканную одежду на стульях, кровь на кушетках и дым от сигарет...
Столичное ГПУ, высоко оценивая заслуги пыточных камер "гастронома" и его хмельного персонала (кому шили дела, а кому прикалывали ордена на грудь), интеллигенцию ссылало сюда с тайным предписанием провести непокорных через "гастроном", особое место пыток. В застенках Лубянки не умели пытать так, как здесь. И закрывая глаза, владыка опять видел тусклый свет от керосиновой лампы, зловоние параши, дым от папирос и крики, крики, крики...
Где встретимся? До встречи там... Соловки притаились в ожидании Воскресения. И владыка встречает нас с распростертыми объятиями, как родных и самых дорогих детей. И говорит: "Ничего не бойтесь. Приезжайте еще, и там, где скит на Анзере, поставьте ваш". Солнечная иерархия открылась отцам нашим на Соловках и престол солнечной великой Госпожи российского ГУЛАГа. Державная и Семистрельная торжествовала здесь и собирала жертвы для грядущей славы российской державы. Владыка Стефан Линицкий точно с Соловков списал своих монахов, ходящих среди потусторонних келий, в световом столпе молитвы, в черных клобуках, со светящимися упокоенными взорами. О чем наставлял владыка, того не передать словами. Необходимо сопричастие сфере.
Вечное Братство
Серафим постриг семерых в монахи, а затем и рукоположил в священники. Двадцать два получили посвящение. Десять из них не выдержали страданий и ушли. Осталось двенадцать. Они и составили величие собора Истинно-Православной Церкви. Имен их никто не знает. И владыка не упоминал их, но нарекли их святые Братством, и Сама Троица взирала на них с умилением, подавая дары Духа Святого.
С часа рождения Серафимова братства стали твориться чудеса на Соловках, и сказывалась победа святых. Урки склонялись перед ними в страхе, а вохра не смела приблизиться к месту молитвы. Их прозвали бессмертными и поместили на трехэтажных нарах в одной комнате при единственном охраннике. Просили, чтобы молились за начальника лагеря и его семью и за местную администрацию, потихоньку сходящуюся от виденных страданий и испарений крови безвестных мучеников.
Их берегли. Их не трогали, боялись приблизиться. Кто-то вступил в огненный круг, начертанный ангелами близ кельи этого чудодейственного монастыря, и его всего прожгло, как пополам перерезало.
Еще скажут свое слово историки грядущего о двенадцати серафимовых братьях, когда их солнечная иерархия в великой славе и силе заговорит в российском небе и заставит слушать слово Божие, и запретит послания махатмы Мориа, и запечатает информационное поле Москвы, детище нео-атлантов, тибетских мудрецов.
Не мог расстаться с братьями. Просил: возьмите к себе — единственный выжил.
Нет, не серафимовы братья служили златоустову литургию. Сам Иоанн Златоуст приходил к святилищу соловецкого Агнца и, простираясь, литургисал вместе с нашими отцами. И не было ни одного безымянного номерного зэка, чтобы не коснулся его своей пастырской рукою владыка Златоуст. Живой Златоуст, каков он в реальности, в середине ХХ-го столетия приходил на Соловки и помогал зэкам под номерами 35, 142... Живая вера.
* * *
Над Соловками чистота, и ранним утром в благоухание хвои, цветов и морских ароматов вкрапляются мощевые запах от распыленной в воздухе памяти святых. Тайна. Соловки привлекают своею тайной. Отсюда Господь по Втором Пришествии начнет суд над миром, и мученики соберутся на великое вече, и радости их не будет конца.
Видел, как Соловки преображаются в столицу Жены Облеченной в Солнце. Всюду соединяются, слепляются кости, образуют новую плоть, и воскресают.
Современная техноцивилизация — вавилонская башня гордости, яд от осуждения и похоти. Пока интеллигенция погрязла в своих египетских лабиринтах и космических откровениях, что замышляешь Ты над Соловками? Откройся, солнечная иерархия отцов!..
Владыка Серафим: "В свой час будут открыты миру наши имена, высших иерархов солнечного царства".
Вспоминают его имя — как мед на устах: Серафим Умиленный, владыка Соловецкий. Как сумма самых прекрасных тропарей в память новомучеников. И как поэзия, превосходящая средневековую и византийскую — петь его песни. У Серафима сфера, превосходящая Иоанна Златоуста. У Серафима благодать и царственная сила, превосходящая главу собора новомучеников Николая Второго Романова. Стоит отец наш одесную русского царя.
Призовут имя владыки, и не быть антихристу, планы его рассыплются в песок. Призовут имя его, и воскреснут мертвые. Призовут имя владыки — Русь Святая родится на глазах наших. Огнем уст своих поразит он врага рода человеческого. Если б мог, написал бы соловецкое Евангелие: как Христос приходил в лице учеников Своих, да был распят. Но воскрес, и придет во славе, и пробудит от сна.
Как же важна молитва земной воинствующей церкви, если солнечные иерархи побеждающей просят наших молитв о соловецких бывших зэках! Что можем мы, не могут даже они, бессмертные, в славе. Какая же убедительная сила слова дана нам, христианам! И не спеши брат, переходить в жизнь вечную и становиться под венец. Здесь, на земле, у каждого своя миссия, не сравнимая ни с чем.
Секирная гора — вторая Голгофа. Вонмем! Отсюда начнется воскресение из мертвых. Над нею кремль небесной столицы и слава церкви истинной. Если молиться в этой сфере от 12 ночи до 6 утра с небольшими перерывами, сходит благодать неописуемая. Владыки обратят полмира, пользуясь силой Соловецкого жертвенника, накопленных слез и искупительных скорбей. Миллионы отдавших жизнь за славу нашего Отечества чего-то стоят. Стоит прислушаться к феномену солнечной соловецкой иерархии и Серафимову братству. От них пойдет чудо воскресения России и мощь нашего отечества. И не старое иосифлянское христианство проповедуют отцы-владыки, а Царствие Святого Духа.
До Соловков мог вести беседу о историософии, биологии, теологии. А в последние годы в Бузулуках не думал ни о чем земном. И о Боге и о вере говорить не любил.
Знала церковь наша умиленных праведников, мучеников. Знала старцев прозорливых. Знала столпов неколебимых, и много зажгла негасимых свечей. А страстного христианства еще не вкусила. Владыка наш — евангелист Христа Страстного. За Ним будущее. Сфера Страстного Христа охватит неизмеримым зовом любви, жаждой принести себя в ответную жертву Тому, Кто умирает из любви к нам; желанием держать сердце всегда открытым, наполнить его несказанной добротою и исповедовать Бога таким, каков Он есть — мирным торжествующим Царем.
В свой час придет мир в церковь, какой не было на земле. Прейдут расколы и разделения. Патриархи изберут самого премудрого старца, не отводящего взора от небесных книг и находящегося в пророческом общении с Пречистой Девой, прямого творца Ее воли. Призовутся в церковь молодые священники и, охваченные густой благодатью, преобразятся буквально в считанные дни. Примут образы от соловецких наших отцов: благолепное и мирное служение, щедрое сердце, окормляющая благодать. Сама преобразится церковь, как обновившаяся икона. Сама примет новые образы. Только бы дождаться.
Завершаются годы бесчестия. Омоется в источниках Пречистой церковь наша. После того, как увидят Господа, каков Он есть, откроется и православие, каково оно перед очами Матери Всепетой. И скажут, подобно старцу Серафиму Вырицкому: "Обошел я весь мир, много стран объездил. Поверьте, чада мои, нет веры выше и прекрасней православия. Наша вера единственно истинная. Держитесь ее и не предавайте".
Перебираем ноты еще и еще. Знаменные распевы, гласы иерусалимские... "Нет, не то. Не подходит. Ангелы поют иначе. Запиши этот — очень древний, русский, хватающий за сердце распев "О всепетая Мати". В нем вся скорбь русского народа от татаро-монгол до красно-гулаговского ига.
Свидетельствую во имя Господа, что не создавал я ни Церкви Божией Матери Преображающейся, ни просветительского фонда Богородичный Центр. Но сошла свыше Церковь, благословением старцев Соловецких. Разве мог я подозревать при рукоположении в 1985 г. в катакомбном храме ИПЦ, что на владыку Геннадия, со мной рядом сидящего, сходит луч из Царствия от его отца Серафима? И оба, Серафим и Геннадий, умиляются: наш рукополагается! Нашего брата прибывает.
Слава Тебе, Боже правды! И благодарим за все скорби претерпленные и окупившиеся сто крат благодатными дарами и венцами огненной иерархии солнечного Царства. Господи, благослови!..”. (На правах рукописи. Архиепископ Иоанн (Береславский). М., 2001 г.)
Официальный сайт Централизованной религиозной организации Православная Церковь Божией Матери Державная 18+
(с) Все права сохранены. Централизованная религиозная организация Православная Церковь Божией Матери Державная. Москва, 1999 г. (с) Священник Илья (Попов).
С 1982 по 1991 гг. —
Катакомбная церковь. В 1991 г. в г. Москве
зарегистрировано общественное объединение
общественно-благотворительный просветительский
фонд "Богородичный центр", который в 1993 г.
был переименован в фонд "Новая Святая Русь", в 1999 г. фонд перестал действовать.
В 1992 г. в г. Москве
зарегистрировано добровольное религиозное
объединение "Церковь Божией Матери Преображающейся". Согласно
требованиям принятого в 1997 г. Федерального
закона РФ о свободе совести и о религиозных
объединениях оно была переименовано и действовало до 24.06.2022 г. как "Местная религиозная организация - Община Православной Церкви Божией Матери Державная г. Москвы", ОГРН 1037700054094. Нестяжательная община приняла такое решение в связи с пандемией и возникшими финансовыми трудностями.
04.02.1997 г. Министерством
Юстиции РФ зарегистрировано добровольное религиозное
объединение Православная
Церковь Божией Матери Державная, свидетельство о
регистрации N388, ОГРН
1025000003621
30.10.2002 г. в соответствии с требованиями законодательства, утверждено
наименование Централизованная религиозная организация Православная Церковь
Божией Матери Державная.
Нам можно написать:mail @ avemaria. ru (без пробелов)